Ясон понял. И кивнул.
— Даже такой мужчина, как ты, — продолжила Кати, — такой притягательный — даже ты не можешь забрать меня от Джека.
— Да я не очень-то и хочу. — Ясону показалось уместно это подчеркнуть.
— Нет, хочешь. На каком-то глубинном уровне обязательно хочешь. Это сродни соперничеству.
Ясон сказал:
— Для меня ты просто одна маленькая девчушка в одном маленьком здании одного маленького городка. Для меня весь мир принадлежит мне, и все в нем живущие — тоже.
— Это пока ты не сидишь в исправительно-трудовом лагере.
Ему и тут пришлось послушно кивнуть. Кати обладала несносной привычкой заклепывать пушки риторики.
— Теперь ты кое-что понимаешь, — сказала девушка. — Так ведь? Про нас с Джеком и почему я могу лечь с тобой в постель без всякого ущерба для Джека. Я, к примеру, спала с Дэвидом, когда мы оба были в Морнингсайде, но Джек мпываонимал; он знал, что я просто должна это делать. А ты бы понял?
— Если бы все было из-за твоего психоза…
— Нет-нет. Это было не из-за психоза. Мне было суждено переспать с Микки Куинном. Это должно было произойти; я просто исполняла свою вселенскую роль. Понимаешь?
— Примерно, — тактично отозвался Ясон.
— Кажется, я пьяна. — Кати взглянула на свой бокал с «отверткой». — Ты был прав; для такой штуки еще слишком рано. — Затем она отставила полупустой бокал в сторону. — Джек понимал. Или, по крайней мере, говорил, что понимал. Интересно, стал бы он лгать? Чтобы из-за этого не потерять меня? Потому что если бы я должна была выбрать между ним и Микки Куинном… — Она помолчала. — А все-таки я выбрала Джека. И так будет всегда. Но я все равно должна была переспать с Дэвидом. В смысле — с Микки Куинном.
Мне довелось связать свою жизнь со сложным, особенным, неполноценным существом, сказал себе Ясон Тавернер. Пожалуй, еще покруче, чем Хильда Харт. Такой дряни я не встречал на разу за все свои сорок два года. Но как бы мне отделаться от этой девчонки так, чтобы мистер Макнульти ни о чем не прослышал? Боже, в отчаянии подумал он. Может статься, я от нее и не отделаюсь. Может статься, она поиграется со мной, пока ей не наскучит, а потом вызовет полов. И тогда мне кранты.
— Как думаешь, — спросил Ясон вслух, — проживи я еще сорок два года, удалось бы мне во всем этом разобраться?
— Ты про меня? — резко спросила Кати.
Ясон кивнул.
— Ты думаешь, после того, как мы переспим, я тебя сдам?
До столь крайней мысли он пока еще не дошел. Однако общее направление было верным.
— Я думаю, ты уже научилась в своей невинной и безыскусной манере девятнадцатилетки использовать людей. И это, по-моему, очень скверно. Ибо, раз начав, ты уже не можешь остановиться. Ты просто не ведаешь, что творишь.
— Я никогда тебя не сдам. Я люблю тебя.
— Ты, наверное, часов пять со мной знакома. Нет, даже меньше.
— Но я всегда могу это разобрать. — Ее тон, ее выражение — все было твердым. И глубоко торжественным.
— Ведь у тебя даже нет уверенности, кто я такой.
— А у меня никогда нет уверенности, кто такие все прочие, — парировала Кати.
Это, очевидно, следовало оценить по достоинству. Тогда Ясон еще раз попробовал сменить тему.
— Послушай. В тебе странным образом сочетаются невинная романтичность и… — Тут он осекся; на ум пришло слово «авантюризм», но Ясон быстро его отмел. — И расчетливость вкрадчивого манипулятора.
Ты, подумал он, проститутка в душе. Причем твоя душа сама выставляет себя на продажу — раньше кого-либо другого. Хотя сама ты этого никогда не узнаешь. А если и узнаешь, то скажешь, что тебя к этому принудили. Да, верно, принудили, но кто? Джек? Дэвид? Ты же сама и принудила, подумал Ясон. Потому что тебе нужны двое мужчин сразу — вот ты и их и получаешь.
Бедняга Джек, подумал Ясон. Подонок несчастный. Ковыряешь себе лопатой говно в исправительно-трудовом лагере на Аляске и ждешь, пока эта умелая потаскушка с вывихнутыми мозгами тебя спасет. Валяй, не переводи дух.
Тем вечером, без тени удовольствия, он поужинал с Кати в ресторане итальянского типа всего в одном квартале от ее комнатенки. Похоже, она была смутно знакома с хозяином и официантами; во всяком случае, они с ней поздоровались, а Кати рассеянно откликнулась, словно плохо расслышала их приветствия. Или, подумал Ясон, словно она не вполне сознавала, где находится.
Эх, маленькая ты девчушка, подумал он, где же сейчас другая половина твоей головы?
— Эта ласанья очень вкусная, — заметила Кати, даже не взглянув на меню. Мысленно она казалась где-то далеко-далеко. Причем удалялась все дальше и дальше. Ясон ясно видел черты приближающегося нервного срыва. Но он недостаточно хорошо знал Кати; поэтому не имел ни малейшего представления, какую форму этот срыв может принять. Это ему совсем не нравилось.
— Слушай, Кати, — внезапно обратился он к девушке, стараясь застать ее врасплох. — Когда ты вырубаешься, что тогда происходит?
— А, ничего особенного, — ровным голосом произнесла она. — Я просто бросаюсь на пол и верещу. Еще, бывает, кого-нибудь лягаю. Любого, кто пытается меня удержать. Или еще как-то посягает на мою свободу.
— А сейчас тебе хочется так сделать?
Кати подняла голову.
— Да. — Лицо ее, как теперь заметил Ясон, превратилось в неподвижную маску — и искаженную маску страдания. Но глаза оставались совершенно сухими. На сей раз слез не ожидалось. — Я не принимала лекарства. Вообще-то я должна принимать по двадцать миллиграммов актозина после еды.